Стивен Кинг – Кадиллак Долана (фрагмент)

Educational resources of the Internet – English.

Dolan’s Cadillac

Stephen King

“Кадиллак” Долана

Стивен Кинг

Revenge is a dish best eaten cold.

Месть – это блюдо, которое лучше всего есть холодным.

Испанская поговорка

I waited and watched for seven years. I saw him come and go-Dolan. I watched him stroll into fancy restaurants dressed in a tuxedo, always with a different woman on his arm, always with his pair of bodyguards bookending him. I watched his hair go from iron-gray to a fashionable silver while my own simply receded until I was bald. I watched him leave Las Vegas on his regular pilgrimages to the West Coast; I watched him return.

Я ждал, наблюдая за ним, целых семь

On two or three occasions I watched from a side road as his Sedan DeVille, the same color as his hair, swept by on Route 71 toward Los Angeles. And on a few occasions I watched him leave his place in the Hollywood Hills in the same gray Cadillac to return to Las Vegas-not often, though. I am a schoolteacher. Schoolteachers and high-priced hoodlums do not have the same freedom of movement; it’s just an economic fact of life.

Два или три

He did not know I was watching him-I never came close enough for him to know that. I was careful.

Он не подозревал, что я слежу за ним, – я никогда не приближался к нему настолько, чтобы он мог заметить меня. Я был очень осторожен.

He killed my wife or had her killed; it comes to the same, either way. Do you want details? You won’t get them from me. If you want them, look them up in the back issues of the papers. Her name was Elizabeth. She taught in the same school where I taught and where I teach still. She taught first-graders. They loved her, and I think that some of them may not have forgotten their love still, although they would be teenagers now.

Он убил мою жену – или распорядился, чтобы ее убили, что одно и то же. Хотите подробности? От меня вы их не получите. Если вам так уж хочется, вы найдете их в старых газетах. Ее звали Элизабет. Она преподавала в той же школе, что и я и где я продолжаю преподавать. Она учила первоклашек. Они любили ее, и мне кажется, некоторые из них все еще продолжают любить, хотя теперь уж стали значительно старше.

I loved her and love her still, certainly. She was not beautiful but she was pretty. She was quiet, but she could laugh. I dream of her. Of her hazel eyes. There has never been another woman for me. Nor ever will be.

Я любил ее и, разумеется, люблю до сих пор. Элизабет нельзя было назвать прелестной, но она нравилась мне. Она была тихой, но временами так заразительно смеялась. Я вижу ее во сне. Мне снятся ее карие глаза. Кроме нес, у меня не было ни одной женщины. И не будет.

He slipped-Dolan. That’s all you have to know. And Elizabeth was there, at the wrong place and the wrong time, to see the slip. She went to the police, and the police sent her to the FBI, and she was questioned, and she said yes, she would testify.

Долан допустил ошибку. Больше вам ничего не следует знать. Л Элизабет оказалась там как раз в то самое время и все видела. Она пошла в полицию, полиция направила ее и ФБР. Там ее допросили, и она ответила – да, она готова выступить свидетельницей на суде.

They promised to protect her, but they either slipped or they underestimated Dolan. Maybe it was both. Whatever it was, she got into her car one night and the dynamite wired to the ignition made me a widower. He made me a widower-Dolan.

With no witness to testify, he was let free.

Они обещали защитить ее, но либо обманули, либо недооценили Додана. А может быть, и то и другое. Как бы то ни было, однажды вечером она села в свой автомобиль, и несколько динамитных шашек, присоединенных к системе зажигания, сделали меня вдовцом. Это он сделал меня вдовцом – Долан.

Поскольку свидетелей, готовых дать показания, не оказалось, дело закрыли.

He went back to his world, I to mine. The penthouse apartment in Vegas for him, the empty tract home for me. The succession of beautiful women in furs and sequined evening dresses for him, the silence for me. The gray Cadillacs, four of them over the years, for him, and the aging Buick Riviera for me. His hair went silver while mine just went.

But I watched.

Он вернулся и своп мир, а я – в свой. Для пего – великолепный пентхаус в Лас-Вегасе, для меня – пустой деревянный дом. Его сопровождала вереница прекрасных женщин в мехах и вечерних платьях, тогда как моим уделом стало одиночество. Серебристо-серые “кадиллаки” для пего – он сменил их четыре на протяжении этих лет – и старый “бьюик-ривьсра” для меня. Его волосы приобрели цвет благородного серебра, тогда как моих вовсе не стало. Но я следил за ним.

I was careful-oh, yes! Very careful. I knew what he was, what he could do. I knew he would step on me like a bug if he saw or sensed what I meant for him. So I was careful.

Я был очень осторожен – о, как я был осторожен! Я знал, кто он и на что способен. И ничуть не сомневался, что он может раздавить меня как клопа, стоит только ему заметить меня или заподозрить, что я готовил для него. Поэтому я был осторожен.

During my summer vacation three years ago I followed him (at a prudent distance) to Los Angeles, where he went frequently. He stayed in his fine house and threw parties (I watched the comings and goings from a safe shadow at the end of the block, fading back when the police cars made their frequent patrols),

Три года назад, во время летних каникул, я последовал за ним (на благоразумном расстоянии) в Лос-Анджелес, куда он ездил довольно часто. Там он жил в своем роскошном доме и принимал гостей. Я наблюдал за их приездом и отъездом с безопасного расстояния в тени здания на дальнем конце квартала, прячась от полицейских автомобилей, нее время патрулирующих этот район.

And I stayed in a cheap hotel where people played their radios too loud and neon light from the topless bar across the street shone in the windows. I fell asleep on those nights and dreamed of Elizabeth’s hazel eyes, dreamed that none of it had ever happened, and woke up sometimes with tears drying on my face.

Остановился я в дешевом отеле, постояльцы которого не выключают, казалось, своих радиоприемников, а в окно моей комнаты светила неоновая реклама бара с противоположной стороны улицы.

В эти ночи я не сыпал, и мне снились карие глаза моей Элизабет, снилось, что ничего не случилось, и я просыпался со щеками, мокрыми от слез.

I came close to losing hope.

He was well guarded, you see; so well guarded. He went nowhere without those two heavily armed gorillas with him, and the Cadillac itself was armor plated. The big radial tires it rolled on were of the self-sealing type favored by dictators in small, uneasy countries.

Мне казалось, что я теряю надежду. Его хорошо охраняли, понимаете, слишком хорошо охраняли. Куда бы он ни пошел, его повсюду сопровождали двое до зубов вооруженных телохранителей, а “кадиллак” был бронированным. Широкие радиальные шины, на которых он катил, пользуются популярностью у диктаторов в беспокойных странах – пулевые пробоины на них затягиваются сами.

Then, that last time, I saw how it could be done-but I did not see it until after I’d had a very bad scare.

И тут, в тот последний раз, я увидел, как можно убить Додана, – но только после столкновения, изрядно напугавшего меня.

I followed him back to Las Vegas, always keeping at least a mile between us, sometimes two, sometimes three. As we crossed the desert heading east his car was at times no more than a sunflash on the horizon and I thought about Elizabeth, how the sun looked on her hair.

Я сопровождал его обратно в Лас-Вегас, следуя за ним на расстоянии мили, иногда двух, а то и трех. Когда мы пересекали пустыню, направляясь на восток, его “кадиллак” казался иногда всего лишь солнечным пятнышком на горизонте, и я думал об Элизабет, о том, как сияло солнце в ее волосах.

I was far behind on this occasion. It was the middle of the week, and traffic on US 71 was very light. When traffic is light, tailing becomes dangerous-even a grammar-school teacher knows that. I passed an orange sign which read DETOUR 5 MILES and dropped back even farther. Desert detours slow traffic to a crawl, and I didn’t want to chance coming up behind the gray Cadillac as the driver babied it over some rutted secondary road.

На этот раз я ехал далеко позади Додана. Была середина недели, и автомобили попадались редко. Когда машины лишь изредка встречаются на шоссе 71, преследование становится опасным – это известно даже учителю начальной школы. Я проехал мимо оранжевого знака, на котором было написано: “Объезд через 5 миль”, и еще больше сбавил скорость. Объезды в пустыне заставляют машины ползти со скоростью черепахи, и мне совсем не улыбалась вплотную приблизиться к серебристо-серому “кадиллаку” в тот момент, когда водитель осторожно перебирается через особенно неровный участок дороги.

DETOUR 3 MILES, the next sign read, and below that: BLASTING AREA AHEAD TURN OFF 2-WAY RADIO.

I began to muse on some movie I had seen years before. In this film a band of armed robbers had tricked an armored car into the desert by putting up false detour signs.

“До объезда 3 мили” – гласил следующий знак, а под ним было написано: “Впереди ведутся взрывные работы” и “Выключите радиопередатчики”.

Я задумался о фильме, который видел несколько лет назад. В нем банда вооруженных грабителей заманивает бронированный автомобиль в пустыню, выставив фальшивые знаки об объезде.

Once the driver fell for the trick and turned off onto a deserted dirt road (there are thousands of them in the desert, sheep roads and ranch roads and old government roads that go nowhere), the thieves had removed the signs, assuring isolation, and then had simply laid siege to the armored car until the guards came out.

Как только шофер бронированного автомобиля поддался на уловку и свернул та проселочную дорогу, ведущую в глубь пустыни (здесь тысячи таких дорог, протоптанных овцами к старым ранчо, и заброшенных правительственных магистралей, не ведущих теперь никуда), бандиты убрали знаки, обеспечив таким образом тишину и спокойствие, а затем просто расположились вокруг броневика, ожидая, когда охранники выйдут из него.

They killed the guards.

I remembered that.

They killed the guards.

Они убили охранников. Это я отчетливо помню. Они убили охранников.

I reached the detour and turned onto it. The road was as bad as I had imagined – packed dirt, two lanes wide, filled with potholes that made my old Buick jounce and groan. The Buick needed new shock absorbers, but shocks are an expense a schoolteacher sometimes has to put off, even when he is a widower with no children and no hobbies except his dream of revenge.

Я подъехал к объезду и свернул на него. Дорога была никудышной – укатанная глина шириной в две полосы, повсюду ухабы, на которых мой старый “бьюик” подпрыгивал и стонал. Мне давно следовало поставить на него новые амортизаторы, но на это требуются деньги, а школьному учителю иногда приходится откладывать покупку, даже если он вдовец, не имеет детей и его единственное хобби – мечта о мести.

As the Buick bounced and wallowed along, an idea occurred to me. Instead of following Dolan’s Cadillac the next time it left Vegas for LA or LA for Vegas, I would pass it-get ahead of it. I would create a false detour like the one in the movie, luring it out into the wastes that exist, silent and rimmed by mountains, west of Las Vegas. Then I would remove the signs, as the thieves had done in the movie

Пока “бьюик” подпрыгивал и раскачивался на ухабах и ямах, мне пришла в голову мысль. Вместо того чтобы в следующий раз следовать за “кадиллаком” Додана, когда он отправится из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес или из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас, я обгоню его и буду ехать впереди. Затем переставлю щиты, сделаю фальшивый объезд, как в кинофильме, и заманю его в заброшенную часть пустыни, которая все еще существует к западу от Лас-Вегаса, молчаливая и окруженная горами. Затем уберу знаки, как сделали это бандиты в фильме…

I snapped back to reality suddenly. Dolan’s Cadillac was ahead of me, directly ahead of me, pulled off to one side of the dusty track. One of the tires, self-sealing or not, was flat. No-not just flat. It was exploded, half off the rim. The culprit had probably been a sharp wedge of rock stuck in the hardpan like a miniature tank-trap.

И тут я мгновенно вернулся в реальный мир. “Кадиллак” Додана был прямо передо мной, на обочине пыльной проселочной дороги. Одна из шин – самозатягивающаяся или нет – спустила. Нет, даже не спустила. Она просто лопнула и соскочила с диска колеса. По-видимому, виной тому был острый камень, торчащий на дороге наподобие миниатюрной танковой надолбы.

One of the two bodyguards was working a jack under the front end. The second-an ogre with a pig-face streaming sweat under his brush cut-stood protectively beside Dolan himself. Even in the desert, you see, they took no chances.

Один из телохранителей устанавливал домкрат под переднюю часть машины. Второй – чудовище с поросячьим лицом, по которому из-под короткой прически катился пот, – стоял наготове рядом с Доланом. Как видите, они не рисковали даже посреди пустыни.

Dolan stood to one side, slim in an open-throated shirt and dark slacks, his silver hair blowing around his head in the desert breeze. He was smoking a cigarette and watching the men as if he were somewhere else, a restaurant or a ballroom or a drawing room perhaps.

Сам Долан стоял в стороне от автомобиля, стройный и подтянутый, в рубашке с расстегнутым воротом, темных легких брюках, и его серебряные волосы развевались на ветру. Он курил сигарету и наблюдал за своими людьми, словно находился не в пустыне, а где-то в ресторане, бальном зале или, может быть, в чьей-то гостиной.

His eyes met mine through the windshield of my car and then slid off with no recognition at all, although he had seen me once, seven years ago (when I had hair!), at a preliminary hearing, sitting beside my wife.

Наши глаза встретились через ветровое стекло моей машины, и он равнодушно отвернулся, не узнав меня, хотя семь лет назад видел мою особу (тогда у меня еще были волосы!) на предварительном следствии, когда я сидел рядом с женой.

My terror at having caught up with the Cadillac was replaced with an utter fury.

I thought of leaning over and unrolling the passenger window and shrieking: How dare you forget me? How dare you dismiss me? Oh, but that would have been the act of a lunatic. It was good that he had forgotten me, it was fine that he had dismissed me, better to be a mouse behind the wainscoting, nibbling at the wires. Better to be a spider, high up under the eaves, spinning its web.

Мой ужас при виде “кадиллака” исчез, и вместо этого меня охватила дикая ярость.

Мне хотелось наклониться вправо, опустить стекло с пассажирской стороны и крикнуть: “Как ты смел забыть меня? Выбросить меня из своей жизни?” Но это был бы поступок безумца. Наоборот, очень хорошо, что он забыл обо мне, прекрасно, что я выпал из его памяти. Уж лучше быть мышью под стеклянной панелью, перекусывающей, электрическую проводку. Или пауком, висящим высоко под потолком, раскидывая свою паутину.

The man sweating the jack flagged me, but Dolan wasn’t the only one capable of dismissal. I looked indifferently beyond the arm-waver, wishing him a heart attack or a stroke or, best of all, both at the same time. I drove on-but my head pulsed and throbbed, and for a few moments the mountains on the horizon seemed to double and even treble.

If I’d had a gun! I thought. If only Id had a gun! I could have ended his rotten, miserable life right then if I’d only had a gun!

Телохранитель, обливающийся потом у домкрата, сделал мне знак, призывая остановиться, но Долан был не единственным человеком, способным не обращать внимания на окружающих. Равнодушно выглянул, как он размахивал рукой, мысленно пожелав ему сердечного приступа или инфаркта, а лучше и то и другое одновременно. Я проехал мимо – по моя голова раскалывалась от боли, и на несколько мгновений горы на горизонте как-то странно вздрогнули.

Будь у меня пистолет! Будь у меня только пистолет! Я мог бы прикончить этого мерзкого лживого человека – будь у меня только пистолет!

Miles later some sort of reason reasserted itself If I’d had a gun, the only thing I could have been sure of was getting myself killed. If I’d had a gun I could have pulled over when the man using the bumper-jack beckoned me, and gotten out, and begun spraying bullets wildly around the deserted landscape. I might have wounded someone.

Через несколько миль восторжествовал здравый смысл. Если бы у меня был пистолет, единственное, чего мне удалось бы добиться, – собственной смерти. Будь у меня пистолет, я бы отозвался на сигнал охранника, работавшего с домкратом, остановил машину, вышел из нее и начал поливать пулями пустынный ландшафт. Не исключено, что я мог бы даже ранить кого-то.

Then I would have been killed and buried in a shallow grave, and Dolan would have gone on escorting the beautiful women and making pilgrimages between Las Vegas and Los Angeles in his silver Cadillac while the desert animals unearthed my remains and fought over my bones under the cold moon. For Elizabeth there would have been no revenge-none at all.

The men who travelled with him were trained to kill. I was trained to teach third-graders.

Затем меня убили бы, закопали бы в неглубокой могиле, и Долан все так же продолжал бы ухаживать за красивыми женщинами и совершать поездки в своем серебристом “кадиллаке” между Лас-Вегасом и Лос-Лиджелесом. Тем временем дикие звери пустыни раскопали бы мои останки и дрались бы из-за них под холодным светом луны. Я не отомстил бы за смерть Элизабет – просто никоим образом.

Телохранители, сопровождавшие Долана, – профессиональные убийцы, а я – профессиональный преподаватель начальной школы.

This was not a movie, I reminded myself as I returned to the highway and passed an orange END CONSTRUCTION THE STATE OF NEVADA THANKS YOU! sign. And if I ever made the mistake of confusing reality with a movie, of thinking that a balding third-grade teacher with myopia could ever be Dirty Harry anywhere outside of his own daydreams, there would never be any revenge, ever.

Это тебе не кино, напомнил я себе, выезжая снова на шоссе. Мимо промелькнул оранжевый щит с надписью: “Конец строительных работ. Штат Невада благодарит вас!” Я мог бы допустить ошибку, перепутав кино с реальной жизнью, предположив, что лысый школьный учитель, обладающий к тому же изрядной близорукостью, способен превратиться в полицейского, в “Грязного Гарри”. При любых обстоятельствах ни о какой мести не может быть речи – сплошные мечтания.

But could there be revenge, ever? Could there be?

My idea of creating a fake detour was as romantic and unrealistic as the idea of jumping out of my old Buick and spraying the three of them with bullets-me, who had not fired a gun since the age of sixteen and who had never fired a handgun.

А свершится ли она вообще, эта месть? Моя мысль о (фальшивом объезде была такой же романтичной и далекой от дальности, как и желание выскочить из старого “бьюика” и осыпать врагов пулями. В последний раз я стрелял из малокалиберной винтовки, когда мне было шестнадцать, и ни разу в жизни не держал в руке пистолет.

Such a thing would not be possible without a band of conspirators-even the movie I had seen, romantic as it had been, had made that clear. There had been eight or nine of them in two separate groups, staying in touch with each other by walkie-talkie. There had even been a man in a small plane cruising above the highway to make sure the armored car was relatively isolated as it approached the right spot on the highway.

Такое покушение невозможно без группы единомышленников – даже тот фильм, что я смотрел, при всей свой романтичности ясно это доказывал. Там действовали восемь или девять бандитов, разделившихся на две группы, поддерживающие между собой связь с помощью портативных раций. Более того, в операции принимал участие даже небольшой самолет. Он барражировал над шоссе, чтобы убедиться, что поблизости нет других автомобилей, когда броневик приблизится к месту поворота для “объезда”.

A plot no doubt dreamed up by some overweight screenwriter sitting by his swimming pool with a pina colada by one hand and a fresh supply of Pentel pens and an Edgar Wallace plot-wheel by the other. And even that fellow had needed a small army to fulfill his idea. I was only one man.

Замысел кинофильма был, несомненно, придуман каким-нибудь тучным сценаристом, сидящим с бокалом коктейля в руке возле своего бассейна, у столика, на котором красуется щедрый набор карандашей и комплект сюжетов по Эдгару Уоллесу. И даже этому сценаристу понадобилась целая армия людей, чтобы осуществить свой замысел. Я был один.

It wouldn’t work. It was just a momentary false gleam, like the others I’d had over the years-the idea that maybe I could put some sort of poison gas in Dolan’s air-conditioning system, or plant a bomb in his Los Angeles house, or perhaps obtain some really deadly weapon-a bazooka, let us say-and turn his damned silver Cadillac into a fireball as it raced east toward Vegas or west toward LA along 71.

Нет, из этого ничего не выйдет. Это был всего лишь фальшивый проблеск фантазии, такой же, как и многие другие, появлявшиеся у меня на протяжении нескольких лет: как, например, пустить ядовитый газ в систему кондиционирования воздуха в доме Додана, или подложить бомбу в его особняк в Лос-Анджелесе, или, может быть, приобрести какое-то по-настоящему смертоносное оружие – базуку, например – и превратить его проклятый серебристый “кадиллак” в огненный шар, катящийся на восток к Лас-Вегасу или на запад по шоссе 71 в сторону Лос-Анджелеса.

Best to dismiss it.

But it wouldn’t go.

О таких мечтах лучше забыть. – Но они не покидали меня.

Cut him out, the voice inside that spoke for Elizabeth kept whispering. Cut him out the way an experienced sheep-dog cuts a ewe out of the flock when his master points. Detour him out into the emptiness and kill him. Kill them all.

Wouldn’t work. If I allowed no other truth, I would at least have to allow that a man who had stayed alive as long as Dolan must have a carefully honed sense of survival-honed to the point of paranoia, perhaps. He and his men would see through the detour trick in a minute.

Захвати его врасплох, отрежь от остальных, шептал голос Элизабет. Отдели его, подобно тому как опытная овчарка отгоняет овцу от стада по команде своего хозяина. Загони его в пустоту и убей. Убей их всех.

Нереально. Если бы спросили мое мнение, я сказал бы, Что по крайней мере человек, сумевший остаться в живых так долго, как Долан, обладает, по всей видимости, тонким; чувством опасности, умеет выживать. Это чувство настолько тонко, что практически переходит в паранойю. Долан и его телохранители сейчас же разгадают трюк с объездом.

They turned down this one today, the voice that spoke for Elizabeth responded. They never even hesitated. They went just like Mary’s little lamb.

But I knew-yes, somehow I did!-that men like Dolan, men who are really more like wolves than men, develop a sort of sixth sense when it comes to danger.

Но ведь они свернули с шоссе в тот раз, напомнил голос Элизабет. Они даже не колебались. Они последовали по проселочной дороге послушно, как овечки. Но я знал – да, каким-то образом я знал! – что люди, подобные Долану, больше походящие на волков, чем на людей, обладают шестым чувством, когда заходит речь об опасности.

I could steal genuine detour signs from some road department shed and set them up in all the right places; I could even add fluorescent orange road cones and a few of those smudge-pots. I could do all that and Dolan would still smell the nervous sweat of my hands on the stage dressing. Right through his bullet-proof windows he would smell it. He would close his eyes and hear Elizabeth’s name far back in the snake-pit that passed for his mind.

Я мог украсть настоящие щиты с подлинным указанием объезда с какого-то склада дорожного оборудования и установить их должным образом. Я мог даже добавить флюоресцирующие конусы и дымящие котелки, испускающие черный дым. Я мог сделать все это, но Долан все равно почувствует мой запах пота – свидетельство моей нервозности. Почувствует через пуленепробиваемые стекла своего “кадиллака”. Закроет глаза и вспомнит имя Элизабет в той полости, полной ядовитых змей, что заменяла ему мозг.

The voice that spoke for Elizabeth fell silent, and I thought it had finally given up for the day. And then, with Vegas actually in sight-blue and misty and wavering on the far rim of the desert-it spoke up again.

Then don’t try to fool him with a fake detour, it whispered. Fool him with a real one.

Голос Элизабет стих, и я подумал, что сегодня больше не услышу его. Как вдруг, когда Лас-Вегас показался на горизонте – голубой, в дымке, колышущейся на дальнем краю пустыни, – ее голос снова заговорил со мной.

А ты не пытайся обмануть их фальшивым объездом, услышал я. Обмани их чем-то более похожим на настоящее.

I swerved the Buick over to the shoulder and shuddered to a stop with both feet on the brake-pedal. I stared into my own wide, startled eyes in the rear-view mirror.

Inside, the voice that spoke for Elizabeth began to laugh. It was wild, mad laughter, but after a few moments I began to laugh along with it.

Я свернул “бьюик” на обочину, уперся обеими ногами в тормозную педаль, и машина, дрожа, остановилась. Я поднял голову и увидел в зеркале заднего обзора свои широко открытые потрясенные глаза. Внутри начал смеяться голос, который я принимал за голос Элизабет. Это был дикий, безумный смех, но через несколько мгновений я стал смеяться вместе с ним.

The other teachers laughed at me when I joined the Ninth Street Health Club. One of them wanted to know if someone had kicked sand in my face. I laughed along with them. People don’t get suspicious of a man like me as long as he keeps laughing along with them.

Учителя смеялись надо мной, когда я вступил в Клуб любителей здоровья на Девятой улице. Один из них даже рассказал старый, с бородой, анекдот, суть которого заключалась в следующем. Один слабак, который весил всего девяносто восемь фунтов, однажды отправился со своей девушкой на пляж. К нему подошел громила весом в двести фунтов, бросил ему в лицо песок и увел его девушку. Слабак стал тренироваться, через год он весил уже двести фунтов и снова пошел со своей девушкой на пляж. К нему подошел громила весом в двести пятьдесят фунтов, бросил в лицо песок и увел его девушку. Так вот, остряк-рассказчик спросил меня, не бросал ли кто мне в лицо песок? Я посмеялся вместе со всеми. Человек, который смеется вместе с остальными, не вызывает подозрений.

And why shouldn’t 1 laugh? My wife had been dead seven years, hadn’t she? Why, she was no more than dust and hair and a few bones in her coffin! So why shouldn’t I laugh? It’s only when a man like me stops laughing that people wonder if something is wrong.

Да и почему бы мне не посмеяться? Моя жена умерла семь лет назад, верно? В гробу от нее осталась лишь пыль, несколько волосков и кости! Так почему бы мне не посмеяться, а? Люди начинают подозревать неладное лишь после того, как человек вроде меня перестает смеяться.

I laughed along with them even though my muscles ached all that fall and winter. I laughed even though I was constantly hungry-no more second helpings, no more late-night snacks, no more beer, no more before-dinner gin and tonic. But lots of red meat and greens, greens, greens.

I bought myself a Nautilus machine for Christmas.

No-that’s not quite right. Elizabeth bought me a Nautilus machine for Christmas.

Я продолжал смеяться вместе с ними, хотя мышцы болели у меня всю осень и зиму. Я смеялся, хотя мне все время хотелось есть, – больше я не просил добавки ко второму, не ел перед сном, не пил пиво, избегал джина с тоником перед обедом. Зато в моем рационе было много мяса и овощи, овощи, овощи…

На Рождество я купил себе тренировочный аппарат “Наутилус”.

Нет, это не совсем верно. Это Элизабет купила мне “Наутилус” на Рождество.

I saw Dolan less frequently; I was too busy working out, losing my pot belly, building up my arms and chest and legs. But there were times when it seemed I could not go on with it, that recapturing anything like real physical fitness was going to be impossible, that I could not five without second helpings and pieces of coffee cake and the occasional dollop of sweet cream in my coffee.

Теперь я видел Додана не так часто; я был слишком занят своей физической подготовкой, терял вес, уменьшал пузо, накачивал мускулы на руках, груди и ногах. Бывали моменты, когда мне казалось, что продолжать это – выше моих сил, что восстановить былое физическое здоровье невозможно, что я не смогу жить без добавочной пищи, без кофейного торта и сливок к кофе.

When those times came I would park across from one of his favorite restaurants or perhaps go into one of the clubs he favored and wait for him to show up, stepping from the fog-gray Cadillac with an arrogant, icy blonde or a laughing redhead on his arm-or one on each. There he would be, the man who had killed my Elizabeth, there he would be, resplendent in a formal shirt from Bijan’s, his gold Rolex winking in the nightclub lights. When I was tired and discouraged I went to Dolan as a man with a raging thirst might seek out an oasis in the desert. I drank his poisoned water and was refreshed.

Когда мне становилось совсем плохо, я ставил машину рядом с одним из любимых ресторанов Додана или заходил в клуб, где он часто бывал, и ждал, когда он подъедет в своем серебристо-сером “кадиллаке” в сопровождении высокомерной ледяной блондинки или со смеющейся рыжеволосой красавицей, а то и с двумя сразу. Вот он, человек, который убил мою Элизабет, в модном костюме от Биджана, с золотым “Ролексом”, сверкающим в огнях ночного клуба. Когда я уставал и терял силу духа, я шел к Долану, как человек, снедаемый неутолимой жаждой, идет к оазису в пустыне. Я пил его отрезвленную воду и испытывал облегчение.

In February I began to run every day, and then the other teachers laughed at my bald head, which peeled and pinked and then peeled and pinked again, no matter how much sun-block I smeared on it. I laughed right along with them, as if I had not twice nearly fainted and spent long, shuddering minutes with cramps stabbing the muscles of my legs at the end of my runs.

С февраля я приступил к ежедневным пробежкам, и остальные учителя смеялись над моей лысой головой, которая шелушилась и розовела, шелушилась и розовела снова и снова, несмотря на крем от загара, которым я смазывал лысину. Я смеялся вместе с ними, хотя пару раз едва не падал в обморок и по завершении пробежек долго растирал ноги, сведенные судорогой.

When summer came, I applied for a job with the Nevada Highway Department. The municipal employment office stamped a tentative approval on my form and sent me along to a district foreman named Harvey Blocker. Blocker was a tall man, burned almost black by the Nevada sun. He wore jeans, dusty workboots, and a blue tee-shirt with cut-off sleeves. BAD ATTITUDE, the shirt proclaimed. His muscles were big rolling slabs under his skin. He looked at my application. Then he looked at me and laughed. The application looked very puny rolled up in one of his huge fists.

Когда пришло лето, я обратился за работой в Дорожное управление штата Невада. Муниципальный отдел поставил печать, предварительно одобрив мое заявление, и послал меня к дорожному мастеру по имени Гарви Блокер. Блокер был высоким мужчиной, сожженным почти до черноты жарким солнцем Невады. На нем были джинсы, запыленные сапоги и голубая майка с обрезанными рукавами. По груди шла надпись: “Плохое настроение”. Под кожей на руках перекатывались огромные шары мышц. Он посмотрел на мое заявление, затем взглянул на меня и рассмеялся. Свернутое в трубку заявление казалось крошечным в его огромном кулачище.

“You got to be kidding, my friend. I mean, you have got to be. We talkin desert sun and desert heat here-none of that yuppie tanning-salon shit. What are you in real life, bubba? An accountant?”

“A teacher,” I said. “Third grade.”

“Oh, honey,” he said, and laughed again. “Get out my face, okay?”

– Ты шутишь, приятель. Шутишь, не иначе. Мы работаем под солнцем, которое жарит день-деньской, это вовсе не интеллигентский салон для модного загара. Кто ты на – самом деле, приятель? Бухгалтер?

– Учитель, – ответил я. – Учу третьеклассников.

– Господи! – воскликнул он и снова засмеялся. – Уходи отсюда, ладно?

I had a pocket watch-handed down from my great-grandfather, who worked on the last stretch of the great transcontinental railroad. He was there, according to family legend, when they hammered home the golden spike. I took the watch out and dangled it in Blocker’s face on its chain.

У меня были карманные часы, доставшиеся мне от прадедушки, который работал на строительстве последнего отрезка Великой трансконтинентальной железной дороги. Согласно семейной легенде, он присутствовал при том, как забивали последний золотой костыль. Я достал из кармана часы и покачал ими на цепочке перед лицом Блокера.

“See this?” I said. “Worth six, maybe seven hundred dollars.”

“This a bribe?” Blocker laughed again. A great old laugher was he. “Man, I’ve heard of people making deals with the devil, but you’re the first one I ever met who wanted to bribe himself into hell. ” Now he looked at me with something like compassion. “You may think you understand what you’re tryin to get yourself into, but I’m here to tell you you don’t have the slightest idea. In July I’ve seen it go a hundred and seventeen degrees out there west of Indian Springs.

– Видишь? – спросил я. – Стоят шестьсот, а может, и семьсот долларов.

– Хочешь меня подкупить? – Блокер снова засмеялся. Он вообще выглядел очень веселым парнем. – Дружище, я слышал о том, как люди заключали сделки с дьяволом, но ты первый, который хочет предложить взятку за то, чтобы его пустили в ад. – Теперь он посмотрел на меня с сожалением. – Может быть, ты взаправду считаешь, что знаешь, где работать, но я должен сказать тебе, что ты не имеешь об этом ни малейшего представления. Я сам видел, как в июле к западу от Индиан-Спрингс температура в тени достигала пятидесяти градусов по Цельсию.

It makes strong men cry. And you ain’t strong, bubba. I don’t have to see you with your shirt off to know you ain’t got nothin on your rack but a few yuppie health-club muscles, and they won’t cut it out in the Big Empty.”

Там сильные люди плачут. А ты совсем не такой, приятель. Мне не надо снимать с тебя рубашку, чтобы убедиться, что у тебя на спине нет ничего, кроме тощих мускулов, заработанных в клубе здоровья, а этого явно недостаточно в Великой пустыне.

I said, “The day you decide I can’t cut it, I’ll walk off the job. You keep the watch. No argument.”

“You’re a fucking liar.”

I looked at him. He looked back for some time.

– Как только ты придешь к выводу, что я не могу работать, я уйду. Часы можешь оставить себе. Я не буду спорить. – Брехло ты.

Я посмотрел ему в лицо. Он посмотрел на меня.

“You’re not a fucking liar. ” He said this in tones of amazement.

“No.”

– Нет, ты не брехло, – произнес он голосом, полным изумления.

– Нет.

“You’d give the watch to Tinker to hold?” He cocked his thumb at a humongous black man in a tie-dyed shirt who was sitting nearby in the cab of a bulldozer, eating a fruit-pie from McDonald’s and listening.

“Is he trustworthy?”

“You’re damned tooting.”

– И ты согласен передать часы Тинкеру, чтобы они хранились у него? – Он ткнул большим пальцем в сторону огромного негра в яркой рубахе, который, сидя в кабине бульдозера, жевал фруктовый пирог, купленный в “Макдональдсе”, и прислушивался к нашему разговору.

– На него можно положиться?

– Можешь не сомневаться.

“Then he can hold it until you tell me to take a hike or until I have to go back to school in September.”

“And what do I put up?”

I pointed to the employment application in his fist.

– Тогда пусть он хранит эти часы до тех пор, пока ты не выгонишь меня с работы или пока не наступит для меня время возвращаться в школу в сентябре.

– Это – твоя ставка. А какова будет моя? Я показал на свое заявление у него в руках.

“Sign that,” I said. “That’s what you put up.”

“You’re crazy.”

– Подпиши это, – сказал я, – и мы квиты.

– Ты с ума сошел.

I thought of Dolan and of Elizabeth and said nothing.

“You’d start on shit-work,” Blocker warned. “Shovelling hotpatch out of the back of a truck and into potholes. Not because I want your damned watch-although I’ll be more than happy to take it-but because that’s where everyone starts.”

Я подумал о Долане, об Элизабет и промолчал.

– Ты начнешь с черной работы, – предупредил Блоке?

– Будешь разбрасывать лопатой горячий асфальт из грузовика в выбитые ямы. И совсем не потому, что мне нужны твои идиотские часы – хотя я с удовольствием заберу их, – просто все так начинают.

“All right.”

“As long as you understand, bubba.”

“I do.”

“No,” Blocker said, “you don’t. But you will.”

And he was right.

– Хорошо.

– Лишь бы между нами все было ясно.

– Согласен. Мне все понятно.

– Нет, – покачал головой Блокер, – тебе ничего не понятно. Но ты поймешь.

I remember next to nothing about the first couple of weeks-just shovelling hot-top and tamping it down and walking along behind the truck with my head down until the truck stopped at the next pothole. Sometimes we worked on the Strip and I’d hear the sound of jackpot bells ringing in the casinos. Sometimes 1 think the bells were just ringing in my head. I’d look up and I’d see Harvey Blocker looking at me with that odd look of compassion, his face shimmering in the heat baking off the road.

Следующие две недели буквально вылетели из памяти. Помню, что шел за грузовиком, захватывал лопатой горячий асфальт, укладывал его на выбоины, трещины, утрамбовывал и шел дальше за грузовиком, пока тот не останавливался у следующей прорехи в дорожном полотне. Случалось, что мы работали на главной улице Лас-Вегаса, Стрипе, и я слышал серебряный звон монет, которые сыпались, когда кому-то выпадал джек-пот. Этот звон просто стоял у меня в голове. Я поднимал голову и видел, как Гарви Блокер смотрит на меня странным и вместе с тем сочувствующим взглядом, причем его лицо колышется в волнах жаркого воздуха, поднимающегося от нагретого асфальта.

And sometimes I’d look over at Tinker, sitting under the canvas parasol which covered the cab of his “dozer, and Tinker would hold up my great-granddad’s watch and swing it on the chain so it kicked off sunflashes.

Иногда я смотрел на Тинкера, сидящего под парусиновым тентом, покрывающим кабину его бульдозера, и тогда негр поднимал часы моего прадеда и покачивал их на цепочке, а они отбрасывали серебряные блики.

The big struggle was not to faint, to hold onto consciousness no matter what. All through June I held on, and the first week of July, and then Blocker sat down next to me one lunch hour while I was eating a sandwich with one shaking hand. I shook sometimes until ten at night. It was the heat. It was either shake or faint, and when I thought of Dolan I somehow managed to keep shaking.

Самым главным было не потерять сознания, не упасть в обморок, как бы плохо мне ни было. Я продержался весь июнь, затем первую педелю июля. И вот однажды Блоке? подошел ко мне во время обеденного подрыва, когда я дрожащими руками держал сандвич. По большей части дрожь не покидала меня до десяти вечера. Это из-за жары. Приходилось выбирать – дрожать или падать в обморок, тогда я вспоминал про Додана и решал: лучше уж дрожать.

“You still ain’t strong, bubba,” he said.

“No,” I said. “But like the man said, you should have seen the materials I had to start with.”

“I keep expecting to look around and see you passed out in the middle of the roadbed and you keep not doing it. But you gonna.”

– Ты все еще не стал сильным, приятель, – сказал мастер.

– Нет, – согласился я. – Но, как принято говорить, ты бы посмотрел на материал, с которого я начал.

– Я все время оглядываюсь на тебя и жду, что увижу, как ты лежишь посреди мостовой, а ты все не падаешь. Но ты не выдержишь.

“No, I’m not.”

“Yes, you are. If you stay behind the truck with a shovel, you gonna.”

“No.”

– Выдержу.

– Не выдержишь. Будешь так идти с лопатой за грузовиком, наверняка сломаешься.

– Нет.

“Hottest part of the summer still coming on, bubba. Tink calls it cookiesheet weather.”

“I’ll be fine.”

– Впереди самая жаркая часть лета, приятель. Тинк зовет ее сковородкой.

– Я справлюсь.

He pulled something out of his pocket. It was my great-granddad’s watch. He tossed it in my lap. “Take this fucking thing,” he said, disgusted. “I don’t want it.”

“You made a deal with me.”

“I’m calling it off.”

Он достал что-то из кармана. Это были часы моего прадеда. Он бросил их мне на колени.

– Забирай свои дерьмовые часы, – сказал он, не скрывая отвращения. – Мне они не нужны.

– Но ведь мы заключили с тобой сделку.

– Я расторгаю ее.

“If you fire me, I’ll take you to arbitration,” I said. “You signed my form. You-“

“I ain’t firing you,” he said, and looked away. “I’m going to have Tink teach you how to run a front-end loader.”

– Если ты уволишь меня, я обращусь в суд, – предупредил я. – Ты подписал мое заявление. Ты…

– Я не увольняю тебя, – сказал он и отвернулся. – Тинк научит тебя управлять экскаватором.

I looked at him for a long time, not knowing what to say. My third-grade classroom, so cool and pleasant, had never seemed so far away… and still I didn’t have the slightest idea of how a man like Blocker thought, or what he meant when he said the things he said. I knew that he admired me and held me in contempt at the same time, but I had no idea why he felt either way. And you don’t need to care, darling, Elizabeth spoke up suddenly inside my mind. Dolan is your business. Remember Dolan.

“Why do you want to do that?” I asked at last.

Я долго смотрел на него, не зная, что сказать. Моя классная комната, где я учил третьеклассников, такая прохладная и уютная, еще никогда не казалась мне столь далекой.., и все-таки я не имел ни малейшего представления о том, как думают люди вроде Блокера или что он имел в виду, когда говорил со мной. Я знал, что он одновременно восхищался мной и презирал меня, но не мог понять, почему.

А какое тебе до этого дело, милый? – внезапно услышал я голос Элизабет внутри себя. Тебе нужно заниматься Доланом, Помни о Долине.

– Зачем это тебе нужно? – спросил я его наконец.

He looked back at me then, and I saw he was both furious and amused. But the fury was the emotion on top, I think. “What is it with you, bubba? What do you think I am?”

“I don’t-“

“You think I want to kill you for your fucking watch? That what you think?”

“I’m sorry.”

Он посмотрел на меня, и я увидел по его лицу, что в нем борются два чувства – изумления и ярости. И все-таки мне показалось, что верх одерживает ярость.

– Не могу понять, приятель, что с тобой происходит. За кого ты меня принимаешь?

– Я не…

– Неужели ты думаешь, что я хочу твоей смерти из-за этих дерьмовых часов? Ты действительно так считаешь?

– Извини меня.

“Yeah, you are. Sorriest little motherfucker I ever saw.”

I put my great-granddad’s watch away.

– Извини, извини. Не встречал еще несчастнее идиота. Я спрятал в карман часы моего прадеда.

“You ain’t never gonna be strong, bubba. Some people and plants take hold in the sun. Some wither up and die. You dyin. You know you are, and still you won’t move into the shade. Why? Why you pulling this crap on your system?”

– Понимаешь, приятель, ты никогда не станешь сильным. Есть люди и растения, которые выдерживают жар солнца и становятся крепче от этого. А есть такие, что вянут и гибнут. Вот ты погибнешь. Ты это хорошо понимаешь – и все-таки отказываешься работать в тени. Почему? Почему ты так насилуешь себя?

“I’ve got my reasons.”

“Yeah, I bet you do. And God help anyone who gets in your way.

He got up and walked off.

– На то у меня есть причина.

– В этом я ничуть не сомневаюсь. И пусть Господь Бог поможет тому, кто встанет у тебя на пути. С этими словами он ушел.

Tinker came over, grinning.

“You think you can learn to run a front-end loader?”

Типкер направился ко мне, улыбаясь до ушей. – Как ты, сумеешь управлять экскаватором?

“I think so,” I said.

“I think so, too,” he said. “Ole Blockhead there likes you-he just don’t know how to say so.”

“I noticed.”

– Пожалуй, – ответил я.

– Я тоже так думаю, – заметил он. – Старина Блоке питает к тебе слабость, только не знает, как выразить это.

– Да, я обратил на это внимание.

Tink laughed. “Tough little motherfucker, ain’t you?”

“I hope so,” I said.

– А ведь ты настойчивый сукин сын, а? – засмеялся Типкер.

– Надеюсь, – согласился я.

I spent the rest of the summer driving a front-end loader, and when I went back to school that fall, almost as black as Tink himself, the other teachers stopped laughing at me. Sometimes they looked at me out of the corners of their eyes after I passed, but they had stopped laughing.

До конца лета я управлял экскаватором, и когда осенью вернулся в школу почти такой же черный, как сам Тинк, остальные учителя перестали надо мной смеяться. Иногда они искоса посматривали на меня, когда я проходил мимо, по больше не смеялись.

I’ve got my reasons. That’s what I told him. And I did. I did not spend that season in hell just on a whim. I had to get in shape, you see. Preparing to dig a grave for a man or a woman may not require such drastic measures, but it was not just a man or woman I had in mind.

У меня была своя причина. Именно так я объяснил свое желание работать на ремонте шоссе. Я провел это страшное лето не из-за каприза. Мне было необходимо снова обрести форму. Для того чтобы вырыть могилу для мужчины или женщины, не обязательно прибегать к таким решительным мерам, но я имел в виду не мужчину и не женщину.

It was that damned Cadillac I meant to bury.

By April of the following year I was on the State Highway Commission’s mailing list. Every month I received a bulletin called Nevada Road Signs. I skimmed most of the material, which concerned itself with pending highway improvement bills, road equipment that had been bought and sold, State Legislature action on such subjects as sand-dune control and new anti-erosion techniques.

Я собирался похоронить этот проклятый “кадиллак”. К апрелю следующего года я числился в списке получателей печатных материалов Дорожного управления штата Невада. Ежемесячно я получал бюллетень “Дорожные знаки Невады”. Большинство материалов в нем я только просматривал: там речь шла о финансировании предстоящих работ по улучшению дорожной сети, о дорожном снаряжении, которое продавалось и покупалось, законах, принятых конгрессом штата и касающихся борьбы с эрозией и наступлением песчаных дюн.

What I was interested in was always on the last page or two of the bulletin. This section, simply titled The Calendar, listed the dates and sites of roadwork in each coming month. I was especially interested in sites and dates followed by a simple four-letter abbreviation: RPAV. This stood for repaving, and my experience on Harvey Blocker’s crew had showed me that these were the operations which most frequently called for detours. But not always-no indeed. Closing a section of road is a step the Highway Commission never takes unless there is no other choice. But sooner or later,

I thought, those four letters might spell the end for Dolan. Just four letters, but there were times when I saw them in my dreams: RPAV.

Больше всего меня интересовало то, что находилось на паре последних страниц бюллетеня. В этом разделе, именуемом “Графиком работ”, перечислялись сроки и места проводимого ремонта на каждом участке. Особенно важной для меня была та его часть, которая называлась “Перпол” – перестилка полотна. Из опыта работы с командой Гарви Блокера я знал, что именно в этих случаях чаще всего приходится устраивать объезды. Чаще всего, но не всегда – далеко не всегда. Дорожная комиссия прибегает к этой мере лишь в том случае, когда нет другого выхода. Но я не сомневался, что рано или поздно эти шесть букв прозвучат для Додана смертным приговором. Всего шесть букв, которые я постоянно видел во сне: “Перпол”.

Not that it would be easy, or perhaps even soon-I knew I might have to wait for years, and that someone else might get Dolan in the meantime. He was an evil man, and evil men live dangerous lives. Four loosely related vectors would have to come together, like a rare conjunction of the planets: travel for Dolan, vacation time for me, a national holiday, and a three-day weekend.

Это будет совсем не просто и скорее всего наступит не скоро. Я знал, что мне придется, возможно, ждать несколько лет, а тем временем кто-то другой может прикончить Додана. Он был плохим человеком, а такие люди ведут опасную жизнь. Для того чтобы все произошло именно так, как.

Мне хотелось, требовалось совпадение четырех факторов, похожих на редкое сближение планет: Долан должен отправиться в поездку, а у меня должны быть каникулы, национальный праздник или уик-энд, длящийся три дня.

Years, maybe. Or maybe never. But I felt a kind of serenity-a surety that it would happen, and that when it did I would be prepared. And eventually it did happen. Not that summer, not that fall, and not the following spring. But in June of last year, I opened Nevada Road Signs and saw this in The Calendar:

По всей видимости, такого редкого совпадения придется ждать годы. Но я сохранял спокойствие, не сомневался, что рано или поздно нечто подобное случится, и тогда я буду готов вступить в игру. И действительно, такой момент настал. Это произошло не тем, первым летом и не той осенью, и не следующей весной. Но вот в июне прошлого года я открыл бюллетень “Дорожные знаки Невады” и увидел следующее объявление в графике предстоящих ремонтных работ:

JULY 1-JULY 22 (tent.):

US 71 MI 440–472 (WESTBND) RPAV

Hands shaking, I paged through my desk calendar to July and saw that July 4th fell on a Monday.

So here were three of the four vectors, for surely there would be a detour somewhere in the middle of such an extensive repaving job.

С 1 по 22 июля (предварительно) на шоссе 71 между отметками 440 и 472 мили (западное направление) работы по “Нерп олу”. Дрожащими руками я перелистал свой настольный календарь и увидел, что национальный праздник – День независимости – выпадает на 4 июля, понедельник!

Итак, совпали три фактора из четырех, потому что при ремонте полотна такой длины обязательно будет организован объезд.

But Dolan… what about Dolan? What about the fourth vector?

Three times before I could remember him going to LA during the week of the Fourth of July-a week which is one of the few slow ones in Las Vegas. I could remember three other times when he had gone somewhere else-once to New York, once to Miami, once all the way to London-and a fourth time when he had simply stayed put in Vegas.

If he went…

Но.., как поступит Долан? Совпадет ли четвертый фактор? В прошлом я видел, как он трижды ездил в Лос-Анджелес на День независимости 4 июля, – все равно эта неделя не такая уж оживленная в Лас-Вегасе. Я вспомнил еще три, когда он куда-то уезжал – один раз в Нью-Йорк, другой – в Майами, а однажды даже в Лондон. Наконец, еще один раз во время празднования Дня независимости он просто оставался в Лас-Вегасе. Если он решит уехать на этот раз…

Was there a way I could find out?

I thought on this long and hard, but two visions kept intruding. In the first I saw Dolan’s Cadillac speeding west toward LA along US 71 at dusk, casting a long shadow behind it. I saw it passing DETOUR AHEAD signs, the last of them warning CB owners to turn off their sets. I saw the Cadillac passing abandoned road equipment-bulldozers, graders, front-end loaders. Abandoned not just because it was after knocking-off time but because it was a weekend, a three-day weekend.

Как бы мне узнать заранее? Я думал об этом долго и напряженно, но две картины постоянно вторгались в мои мысли. В первой я видел “кадиллак” Додана, мчащийся на запад, к Лос-Анджелесу, по шоссе 71, разрывая вечерние сумерки и оставляя за собой длинную тень. Я видел, как он проносился мимо дорожных знаков, гласящих: “Впереди объезд”, причем последний предупреждал о необходимости выключить автомобильную рацию. Я видел “кадиллак”, проносящийся мимо оставленного на обочине дорожного оборудования – бульдозеров, грейдеров, экскаваторов, – машин, брошенных на обочине не потому, что кончилось рабочее время, л из-за наступающего уик-энда, продолжительного трехдневного уик-энда.

In the second vision everything was the same except the detour signs were gone.

They were gone because I had taken them down.

Во второй картине все выглядело таким же, только щиты с предупреждением об объезде отсутствовали. Их не было, потому что я убрал их.

It was on the last day of school when I suddenly realized how I might be able to find out. I had been nearly drowsing, my mind a million miles away from both school and Dolan, when I suddenly sat bolt-upright, knocking a vase on the side of my desk (it contained some pretty desert flowers my students had brought me as an end-of-school present) to the floor, where it shattered.

В последний день занятий в школе, перед началом каникул, я внезапно понял, как узнать, собирается ли Долан уезжать из Лас-Вегаса. Я сидел за своим столом и дремал. Мои мысли были за миллион миль и от школы, и от Додана. Вдруг я внезапно выпрямился, опрокинув вазу на столе (в ней стояли прелестные полевые цветы, которые преподнесли мне мои ученики в ознаменование окончания школьных занятий), она упала на пол и разбилась.

Several of my students, who had also been drowsing, also sat bolt-upright, and perhaps something on my face frightened one of them, because a little boy named Timothy Urich burst into tears and I had to soothe him.

Несколько учеников, тоже дремавших перед концом урока, вскочили. Выражение моего лица, по-видимому, напугало некоторых из них, л маленький Тимоти Урих расплакался и мне пришлось успокаивать его.

Sheets, I thought, comforting Timmy. Sheets and pillowcases and bedding and silverware; the rugs; the grounds. Everything has to look just so. He’ll want everything just so.

Of course. Having things just so was as much a part of Dolan as his Cadillac.

I began to smile, and Timmy Urich smiled back, but it wasn’t Timmy I was smiling at.

I was smiling at Elizabeth.

Простыни, думал я, утешая Тимми. Простыни, наволочки, столовое белье, столовое серебро. Ковры и занавески. Навести порядок на вилле. Все должно выглядеть соответствующим образом. Он обязательно потребует этого.

Разумеется, он захочет, чтобы все было в порядке. Это было такой же неотъемлемой частью Делана, как и его “кадиллак”.

На моем лице появилась улыбка, и Тимми Урих улыбнулся мне в ответ, но я улыбался не Тимми. Я улыбался Элизабет.

School finished on June 10th that year. Twelve days later I flew to Los Angeles. I rented a car and checked into the same cheap hotel I had used on other occasions. On each of the next three days I drove into the Hollywood Hills and mounted a watch on Dolan’s house. It could not be a constant watch; that would have been noticed. The rich hire people to notice interlopers, because all too often they turn out to be dangerous.

Like me.

Занятия в школе закончились 10 июня. Через двенадцать дней я вылетел в Лос-Анджелес. Там я арендовал машину и поселился в том же дешевом отеле, где проживал в прошлый раз. Три дня подряд я ездил в Голливуд-Хиллз и следил за виллой Додана. Наблюдать подолгу было опасно – меня могли заметить. Богатые люди нанимают охранников, следящих за любопытными – те слишком часто оказываются опасными.

Вроде меня.

At first there was nothing. The house was not boarded up, the lawn was not overgrown-heaven forbid!-the water in the pool was doubtless clean and chlorinated. But there was a look of emptiness and disuse all the same-shades pulled against the summer sun, no cars in the central turnaround, no one to use the pool that a young man with a ponytail cleaned every other morning.

Сначала я не заметил на вилле никаких признаков жизни. Окна не закрыты ставнями, лужайка перед домом аккуратно подстрижена, вода в бассейне чистая и прозрачная. И все-таки там царила атмосфера пустоты и чувствовалось отсутствие жизни – задернутые шторы, у подъезда нет автомобилей, никто не пользуется бассейном, за которым каждое утро ухаживает юноша с пучком волос, закрепленных резинкой на затылке.

I became convinced it was a bust. Yet I stayed, wishing and hoping for the final vector.

On the 29th of June, when I had almost consigned myself to another year of watching and waiting and exercising and driving a front-end loader in the summer for Harvey Blocker (if he would have me again, that was) a blue car marked LOS ANGELES SECURITY SERVICES pulled up at the gate of Dolan’s house.

Я уже решил было, что потерпел неудачу. И тем не менее не уезжал, надеясь на последний, четвертый фактор. 29 июня, когда я решил, что придется потратить на ожидание еще год – еще один год слежки, упражнений, управления экскаватором в летнее время в бригаде Гарви Блокера (если он возьмет меня, разумеется), – к воротам виллы Додана подъехал синий автомобиль с надписью “Служба безопасности Лос-Анджелеса”.

A man in a uniform got out and used a key to open the gate. He drove his car in and around the corner. A few moments later he came back on foot, closed the gate, and relocked it.

Из машины вышел мужчина в обмундировании, похожем на полицейское, и открыл ключом ворота. Затем он сел в машину, объехал виллу и оставил машину за углом дома. Через несколько мгновений показался из-за угла, запер ворота и ушел.

This was at least a break in the routine. I felt a dim flicker of hope.

I drove off, managed to make myself stay away for nearly two hours, and then drove back, parking at the head of the block instead of the foot this time. Fifteen minutes later a blue van pulled up in front of Dolan’s house. Written on the side were the words BIG JOE’S CLEANING SERVICE.

Это по крайней мере нарушило томительное однообразие ожидания. У меня появилась крошечная надежда.

Я сел в машину, заставил себя поездить по городу пару часов и снова вернулся, поставив “бьюик” на этот раз не в конце квартала, а в начале. Пятнадцать минут спустя перед виллой Додана остановился голубой фургон. На нем была надпись: “Фирма по уборке домов Большого Джо”.

My heart leaped up in my chest. I was watching in the rear-view mirror, and I remember how my hands clamped down on the steering wheel of the rental car.

Four women got out of the van, two white, one black, one Chicana. They were dressed in white, like waitresses, but they were not waitresses, of course; they were cleaning women.

Сердце радостно забилось у меня в груди. Я сидел в машине и следил за происходящим в зеркале заднего обзора, сжимая руками руль.

Из фургона вышли четыре женщины: одна черная, одна китаянка и две белые. Они были одеты в светлые платья, какие носят официантки, но это были, конечно, не официантки, а уборщицы.

The security guard answered when one of them buzzed at the gate, and unlocked it. The five of them talked and laughed together. The security guard attempted to goose one of the women and she slapped his hand aside, still laughing.

Sweat was pouring down my face; it felt like grease. My heart was triphammering.

Одна из них нажала на кнопку звонка, охранник открыл ворота, пропустил их во двор и снова запер ворота. Все пятеро направились к дому, болтая о чем-то и смеясь. Охранник попытался ущипнуть одну из них, она оттолкнула его руку и засмеялась еще громче.

По лицу моему катился пот, и мне казалось, что он какой-то жирный. Сердце билось подобно отбойному молотку.

They were out of my field of vision in the rear-view mirror. 1 took a chance and looked around.

I saw the back doors of the van swing open.

Они исчезли из пространства, охватываемого зеркалом. Я рискнул и оглянулся.

Задние двери фургона, стоящего теперь у входа в виллу, открылись.

One of them carried a neat stack of sheets; another had towels; another had a pair of vacuum cleaners.

They trooped up to the door and the guard let them inside.

I drove away, shaking so badly I could hardly steer the car.

They were opening the house. He was coming.

Одна из женщин несла пачку простыней, другая – полотенца, третья держала в обеих руках по пылесосу. Я отъехал от обочины, с трудом управляя машиной. Они приводили в порядок дом. Долан приезжал на праздник в Лос-Анджелес.

Dolan did not trade in his Cadillac every year, or even every two-the gray Sedan DeVille he was driving as that June neared its end was three years old. I knew its dimensions exactly. I had written the GM company for them, pretending to be a research writer. They had sent me an operator’s manual and spec sheet for that year’s model. They even returned the stamped, selfaddressed envelope I had enclosed. Big companies apparently maintain their courtesy even when they’re running in the red.

Долан менял свой “кадиллак” не каждый год и даже не каждый второй год – серебристо-серый седан “де вилль”, на котором он ездил, когда нынешний июнь подходил к концу, был у него уже почти три года. Размеры машины были мне известны совершенно точно. Я написал письмо в “Дженерал моторе”, прикинувшись писателем. Они прислали мне техническое описание автомобиля и спецификации последней модели. И даже вернули пустой конверт с маркой, который я вложил в письмо с запросом. По-видимому, крупные компании соблюдают обходительность, даже когда терпят убытки.

I had then taken three figures-the Cadillac’s width at its widest point, height at its tallest, and length at its longest-to a friend of mine who teaches mathematics at Las Vegas High School. I have told you, I think, that I had prepared for this, and not all my preparation was physical. Most assuredly not.

I presented my problem as a purely hypothetical one. I was trying to write a science fiction story, I said, and I wanted to have my figures exactly right. I even made up a few plausible plot fragments-my own inventiveness rather I astonished me.

После этого я взял для расчетов три цифры – наибольшая ширина “кадиллака”, также наибольшая высота и длина. С этими цифрами я зашел к своему приятелю, преподавателю математики в средней школе Лас-Вегаса. Я уже говорил вам, по-моему, что основательно готовился, и далеко не все мои приготовления касались укрепления физической силы, далеко не все.

Своему приятелю я представил эту проблему как чисто гипотетическую. Я сказал, что пишу научно-фантастический рассказ и мне нужно, чтобы мои расчеты оказались достаточно точными. Я даже набросал несколько возможных вариантов сценария – нужно сказать, что меня удивила собственная изобретательность.

My friend wanted to know how fast this alien scout vehicle of mine would be going. It was a question I had not expected, and I asked him if it mattered.

“Of course it matters,” he said. “It matters a lot. If you want the scout vehicle in your story to fall directly into your trap, the trap has to be exactly the right size. Now this figure you’ve given me is seventeen feet by five,, feet.”

Мой друг спросил меня, с какой скоростью будет передвигаться этот инопланетный разведывательный корабль. Я не ожидал такого вопроса и спросил его, какое это имеет значение.

– Очень большое, – ответил он. – Если ты хочешь, чтобы разведывательный корабль в твоем рассказе упал точно в подготовленную ловушку, та должна обладать соответствующими размерами. Теперь взглянем на те цифры, которые ты мне дал – семнадцать футов на пять.

I opened my mouth to say that wasn’t exactly right, but he was already holding up his hand.

“Just an approximation,” he said. “Makes it easier to figure the arc.”

“The what?”

Я открыл было рот, чтобы сказать ему, что речь шла не об этих цифрах, но он предостерегающе поднял руку.

– Приблизительно, – сказал он. – Так легче рассчитать дугу снижения.

– Что?

“The arc of descent,” he repeated, and I cooled off. That was a phrase with which a man bent on revenge could fall in love. It had a dark, smoothly portentous sound. The arc of descent.

– Дугу снижения, – повторил он, и я успокоился.

Человек, намеревающийся отомстить, был очарован этой фразой. В ней было какое-то темное, мрачное звучание. Дуга снижения.

I’d taken it for granted that if I dug the grave so that the Cadillac could fit, it would fit. It took this friend of mine to make me see that before it could serve its purpose as a grave, it had to work as a trap.

Делая расчеты, я счел само собой разумеющимся, что могила, вырытая для “кадиллака”, должна соответствовать его размерам. Потребовалиnь разъяснения моего друга-математика касательно того, что перед тем, как стать могилой, она должна послужить ловушкой.

The shape itself was important, he said. The sort of slit-trench I had been envisioning might not work-in fact, the odds of its not working were greater than the odds that it would. “If the vehicle doesn’t hit the start of the trench dead-on,” he said, “it may not go all the way in at all. It would just slide along on an angle for awhile and when it stopped all the aliens would climb out the passenger door and zap your heroes. ” The answer, he said, was to widen the entrance end, giving the whole excavation a funnel-shape.

Then there was this problem of speed.

Да и сама форма имеет значение, по его мнению. Тот вид траншеи, который я придумал, может и не сработать должным образом. Более того, сохраняется большая вероятность, что траншея не выполнит свое предназначение. Если разведывательный корабль, объяснил математик, не попадет точно в начало траншеи, а покатится по ее краю, он остановится, инопланетяне вылезут через двери для пассажиров и прикончат всех героев. Чтобы правильно решить этот вопрос, убеждал он меня, нужно расширить входной конец так, чтобы ловушка имела вид воронки. Наконец, немаловажное значение имеет скорость.

If Dolan’s Cadillac was going too fast and the hole was too short, it would fly across, sinking a bit as it went, and either the frame or the tires would strike the lip of the hole on the far side. It would flip over on its roof-but without falling in the hole at all.

Если “кадиллак” Додана будет двигаться слишком быстро, а вырытая яма окажется слишком короткой, то машина пролетит через яму, опускаясь во время полета. В результате или ее корпус, или колеса ударятся о край ямы на дальней стороне, и “кадиллак” перевернется – но не упадет в яму.

On the other hand, if the Cadillac was going too slowly and the hole was too long, it might land at the bottom on its nose instead of its wheels, and that would never do. You couldn’t bury a Cadillac with the last two feet of its trunk and its rear bumper sticking out of the ground any more than you could bury a man with his legs sticking up.

С другой стороны, если “кадиллак” будет двигаться слишком медленно, а яма окажется излишне длинной, то он просто уткнется в дно носом, а это никуда не годится. Нельзя похоронить “кадиллак”, когда два фута его багажника и задний бампер высовываются из земли, равно как нельзя похоронить человека с высовывающимися на поверхность ногами.

“So how fast will your scout vehicle be going?”

I calculated quickly. On the open highway, Dolan’s driver kept it pegged between sixty and sixty-five. He would probably be driving a little slower than that where I planned to make my try. I could take away the detour signs, but I couldn’t hide the road machinery or erase all the signs of construction.

– С какой скоростью будет двигаться твой разведывательный корабль?

Я сразу принялся за вычисления. На прямом отрезке шоссе шофер Делана поддерживал скорость между шестьюдесятью п шестьюдесятью пятью милями в час. Возможно, на участке, где по обочинам стоят дорожные машины, то есть там, где я приготовлю ему ловушку, он поедет несколько медленней. Я мог бы убрать знаки, извещающие об объезде, но не смогу устранить все признаки ведущихся ремонтных работ.

“About twenty rull,” I said.

He smiled. “Translation, please?”

“Say fifty earth-miles an hour.”

– Примерно двадцать руллов, – ответил я.

– А если в переводе на земной язык? – улыбнулся он.

– Скажем, пятьдесят миль в час.

“Ah-hah. ” He set to work at once with his slip-stick while I sat beside him, bright-eyed and smiling, thinking about that wonderful phrase: arc of descent.

He looked up almost at once. “You know,” he said, “you might want to think about changing the dimensions of the vehicle, buddy.”

Он склонился над своим компьютером, а я сидел рядом, широко открыв глаза и радостно улыбаясь, думал об этих замечательных словах: “дуга снижения”. Он поднял голову и посмотрел на меня.

– Знаешь, – сказал он, – тебе придется подумать о том, чтобы изменить размеры своего разведывательного корабля, приятель.

“Oh? Why do you say that?”

“Seventeen by five is pretty big for a scout vehicle. ” He laughed. “That’s damn near the size of a Lincoln Mark IV.”

I laughed, too. We laughed together.

– Да? А почему?

– Семнадцать футов на пять – это слишком много. – Он рассмеялся. – Твои разведывательный корабль почти точно соответствует размерам “линкольна” “Марк IV”. Я тоже засмеялся. Мы смеялись оба.